Врач, рак и нейросеть. Как применяется искусственный интеллект в онкодиагностике

Технологии в медицину приходят неравномерно. В одних направлениях, как в кардиологии, уже используются и развиваются боты-ассистенты, которые умеют анализировать электрокардиограммы. В других, как в онкологии, — «оцифровка» биоматериалов, по которым врач дает заключение, принята далеко не везде. ТАСС — о том, как эта ситуация начала меняться и каким образом изменения влияют на развитие алгоритмов, помогающих врачу поставить диагноз.

Как биоматериал становится файлом

«Здесь врачи отвечают на вопрос: есть у пациента рак или нет», — Алексей Ремез, руководитель гистологической лаборатории UNIM, расположенной в технопарке «Сколково», встречает нас у входа, выдает бахилы и начинает экскурсию.

Таких лабораторий, куда привозят биоматериалы пациентов онкодиспансеров, много по всей стране. Схема следующая: врач-онколог назначает пациенту, обратившемуся, скажем, с подозрительной родинкой, проведение биопсии. Этот полученный материал отправляет в лабораторию. Врачи-патоморфологи обрабатывают и исследуют ткань, чтобы понять: что за новообразование — злокачественное или доброкачественное.

Основной метод исследования не меняется десятки лет: доктор разглядывает ткань в микроскоп и дает заключение. Технологий, способных заменить в этом деле врача с микроскопом, — нет. И в ближайшее время, по мнению Ремеза, не появится. Зато есть другие технологические решения, которые, на первый взгляд, выглядят просто, но могут радикально изменить медицину.

«Наша лаборатория — первая в России, где все диагностические исследования проводятся в цифровом виде, — говорит Алексей Ремез. — Во всех российских патоморфологических лабораториях диагностика проводится в аналоговом виде и предмет исследования — это физическое стекло. Слышали про случаи, когда человек засомневался в диагнозе, поставленном в онкодиспансере, и поехал перепроверять в израильскую клинику? С чем он едет туда — с вот этим стеклом. Смысл нашей работы не в том, чтобы стать одной из лабораторий, а в том, чтобы вывести этот этап диагностики на другой уровень с помощью технологий».

Сначала биоматериал поступает на регистрацию, а оттуда — к врачу-патоморфологу. Доктор работает с ним, проводит вырезку, первичное исследование — все, как и в любой лаборатории. А вот дальше начинается «оцифровка» процесса.

«Биоматериалы размещаются в маркированные кассеты со штрихкодами, а также наносятся на стекла с такими же метками. И это тоже новация, как бы странно это ни звучало, — продолжает Алексей. — В большинстве лабораторий блоки и стекла подписывают карандашом. «Цифровые» метки исключают возможность того, что на каком-то этапе анализы просто могут перепутать. Так, хотя и редко, случается, а это вопрос жизни пациента. Снимки материалов сразу переводятся в электронный вид».

Все машины в лаборатории, через которые проходит материал, — их около десятка — связаны в единую систему с помощью программного обеспечения. Каждое действие записывается в историю в электронном виде. Эта «оцифровка» позволяет привлечь к диагностике врачей из любой точки мира.

«Исследование каждого материала проводится с привлечением двух и более экспертов. Благодаря «оцифровке», мы можем привлекать лучших специалистов по конкретному направлению. Если наш врач подозревает меланому — мы обращаемся к онкологу, который специализируется на раке кожи».

Чуда нет. Есть ошибки

Поставить диагноз в онкологии очень сложно. Ошибочные диагнозы — не редкость. У пациента есть рак, а врач выдает заключение, что рака нет. Или рака нет, а пациент получает такой диагноз, а вслед за ним химиотерапию. Чаще врач верно определяет, что рак есть, но ошибается с его типом.

«Это известная проблема, — говорит Ремез. — В России не проводили исследования, сколько неверных диагнозов. А в скандинавских странах озаботились этим вопросом. Собрали консилиум докторов и проверили какое-то значительное количество медицинских заключений. Речь идет о 30% ошибок в той группе, которую выбрали для исследования. В целом можно говорить о десятках процентов ошибок. Чаще всего ошибки возникают не в определении: есть или нет злокачественный процесс. А в определении фенотипа рака — это намного труднее, чем ответить на вопрос, что за ткань врач видит в микроскопе. Не все фенотипы просто известны медицине. Бывает, что врач сталкивается с неизвестным ему типом, — его зарегистрируют через несколько лет, но пациент болеет сейчас. И если неверно определить фенотип, то лечение, скорее всего, будет неэффективным».

Недавно в лабораторию приехал мужчина из небольшого города. У его жены обнаружили опухоль мозга, сделали операцию, удалили, отправили на исследование в одну лабораторию. Там дали заключение, что эта опухоль злокачественная: нужно продолжать лечение. Он решил проверить и поехал по другим лабораториям, в том числе обратился в сколковский UNIM.

Подробнее на ТАСС

Добавить комментарий

Your email address will not be published. Required fields are marked *

Search

+